В первых классах, сразу после войны, чувствовалась большая разница в возрасте школьников. Многие в войну не учились, особенно те, кто вернулся с фронта в город – такие, как «сыны полка» с медалями. Такой контингент был плохо управляем. Через несколько месяцев неравенство по возрасту устранили, отправив «переростков» в ремесленные училища.

Считаю своим долгом описать те зверства, которые я мог видеть и которые я перенес лично в период моего нахождения в лагерях в[оенно]пл[енных], а также в концлагерях.

Но мало кто знает о небольших стычках и перестрелках, проходивших ежедневно в небольших деревнях, поселках и хуторах. Приведенные в публикации документы Чрезвычайной государственной комиссии дают возможность представить эти военные будни. Они не потрясают тысячами жертв, а рассказывают о людях, чьи имена,...

Оккупация продолжалась 3 года – до 22 августа 1944 г. За это время население города сократилось в 10 раз – с 300 тыс. человек до 30 тыс. Первыми истреблению подверглись евреи, которых расстреливали на улицах и в домах без суда и следствия.

В публикации приведены наиболее полные свидетельские показания (было несколько допросов и протоколов) сотрудника Анатомического института – препаратора Мазура З.Ю., непосредственно участвовавшего в варке мыла из человеческого жира. Второй документ – показания лаборанта физиологической лаборатории Опинского...

К самой суровой зиме дрова закончились и нас переселили на Земледельческий пустырь, где было несколько одноэтажных ош­тукатуренных розовых бараков. На всю жизнь запомнилось от­кровение отца, сказанного меж­ду прочим. Поздней осенью, на­кануне самой суровой зимы батя организовал серию походов на поля совхоза «Ручьи» с мешками за кочерыжками

2 ноября (пятница) в 19.00 в белом зале Дома кино состоится творческий вечер нашего дорогого автора - Александра Александровича Ульянова Жизнь Сан Саныча удивительна и интересна. Подростком попал в партизанский отряд, воевал. В мирное время работал кинооператором и...

На Киевском вокзале тогда было столпотворение и паника. Мама оставалась в городе на заводе, а мы ехали к бабушке со старшей сестрой Матреной, ей в 1941 году исполнилось 17 лет. Мама нам надавала в дорогу вещи для продажи – шуба, шёлковые отрезы, она не хотела, чтобы мы голодали. Мы ехали к бабушке в большую семью в телячьем вагоне.

Ты, мама, расстроилась из-за моих царапин. Чтобы сказала ты, если бы я был ранен, как один отдыхающий. Он ранен в первый раз, но 29-ю ранами! Руки, ноги, голова, спина. И ни одной поврежденной кости. И раны большие по площади. Самое удивительное – то, что его не убило. А в следующий раз этот счастливец будет убит револьверной пулей.

Гетто насчитывало более 200 тысяч человек, под его территорию было отведено всего лишь четыре квадратных км в центральной части города — на небольшой территории охране было легче контролировать поселенцев. Гетто было устроено наподобие «государства в государстве» со школами, больницами, культурной жизнью

Может быть правильнее было бы назвать события конца апреля – начала мая – «майская бойня»? Всякая неудачная, на авось начатая операция может быть названа бойней. Наша бойня была верхом бездарности, авантюризма, безответственности. Недаром в сборнике Генштаба «не ниже командиров батальонов» было написано, что Кестеньгская операция апреля-май 1942 г. ...

В одно из моих ночных дежурств я увидел страшную картину налёта вра­жеской авиации. От Ваганькова по Беговой тянулись обозы и в это же время были засыпаны зажигательными бомбами. Загораются двухэтажные деревянные до­ма. Зарево пожаров. Начинается паника. Из окон жители выбрасывают всё, что только можно спасти....

В попытке понять японских солдат, нужно ответить на самые очевидные вопросы. Почему поведение японских солдат вышло из рамок человечности? Какую роль играло при этом японское правительство? Какие у него были реакции на те сведения, которые получало из собственных и иностранных источников? Чтобы ответить на эти вопросы надо начать издалека и рассказать немного о японской культуре и истории.

Дорогая, читаю твои несколько последних писем и вижу в них, хороших и искренних, большую нервность и также за меня «цеплянье», которого быть не должно. Я не должен быть для тебя той соломинкой, за которую цепляется утопающий. Не относись ко мне, как прежде к Наточке. Милая! Против себя говорю ради правды. Смягчись сердцем, не мятись.

Однажды к нам в квартиру постучал управдом. Мама открыла и впустила тёмного человека в пальто и ушанке почему-то с полотенцем на шее вместо шарфа. Управдом спрашивал, сколько нас и сколько у нас комнат? Нас сейчас было трое, а комната всегда одна.

Настало 6 ноября. Воспоминания мучили меня. Всего год назад была Зина, демонстрация в солнечный день, подарки Борису. А сейчас – в моих любимых местах у Истры – немцы, жизнь рассыпалась. Кругом – мрачная грозная казарма, чужие непонятные и даже чуждые мне люди. Везде – ночь, треск немецкой морзянки, голод, непогода, смерть.

Особенность религиозной ситуации на территории СССР, оккупированной гитлеровцами в 1941 г., заключалась в том, что на ней оказалось подавляющее большинство православных храмов. В частности, около 3 тыс. храмов находились только на территориях, вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг. На оккупированной территории СССР произошел бурный всплеск...

Наша редакция критики и литературоведения была живым организмом, и душу ее составляли люди – прекрасные, высокообразованные редакторы. Двери редакции всегда были открыты для авторов, и работа чередовалась с чаепитием и общением. Сколько интереснейших людей сиживало за нашим редакционным столом!

Попросив раз утку и вдоволь натерпевшись стыда, я уже ни разу больше не прибегал к услугам сестер и нянь. Стоило это мне большой боли, но стыд был хуже боли. Война настигла нас и в Вологде. Часов в 11 утра завыли сирены, и нам приказали спускаться вниз. Я спустился и никогда уже больше не делал этого. Лучше было попасть под бомбу, чем терпеть такую боль.

Трамваи встали на рельсах. Эти разбитые трамваи и троллейбусы, как скелеты, заснеженные снегом, еще больше усугубляли блокадный ужас. На льду Невы, возле «Авроры», попала под бомбежку, но обошлось — ни царапины. Однако самое страшное воспоминание о том пути — не бомбы и снаряды, а небольшие холмики, запорошенные снегом. На каждой улице. Люди, которые не дошли, а умерли, бессильно опустившись на...