Главная » Статьи » Незрячим полезно » Опыт преодоления

Первые уроки жизни

Н. К. Антонов,

Ульяновск, 2013.

Матери моей, Александре Фроловне Антоновой, (урожденной Макушиной), преподавшей мне первые уроки жизни в этом непростом и жестоком мире, посвящаю.

«Ни я, ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас, Вы должны пройти ее сами»! Уолт Уитмен.

Время от времени я привожу в порядок свой архив, и всегда нахожу среди моих записей что-то интересное, привлекающее внимание. Вот и сегодня, изрядно вдохнув застарелой пыли, неизбежной спутницы всякого бумажного хранилища, я обнаружил одну из таких реликвий. Медленно, иногда что-то бегло прочитывая, переворачиваю пожелтевшие от времени страницы тетради с моим старым школьным сочинением. Это непростая тетрадь. Она сшита из листов плотной, белой бумаги, и записи в ней сделаны необычными буквами, а буквами, составленными из точек, наколотых специальным острым инструментом, грифелем, предназначенным для письма по рельефно-точечной системе Брайля. И я тоже человек необычный. Я незрячий учитель -тифлопедагог, иначе говоря, учитель, занимающийся обучением слепых детей.

Снова перелистываю страницы своей старой школьной тетради, и благодарная память прошлого переносит меня в далекие дни моей юности.

1971 год, мне 18 лет, я молод, полон сил, идей замыслов и планов. Позади 11 лет обучения в специальной школе для слепых детей, а впереди – целая жизнь, не познанная, неизведанная, а, потому, загадочная, манящая и непредсказуемая. В те годы большинство незрячих выпускников школ устраивались работать на учебно-производственные предприятия Всероссийского общества слепых, но я, кажется, сделал свой выбор уже с самого моего рождения. С раннего детства, я был убежден, что получу высшее образование, и стану учителем. Игры в школу для меня всегда были предпочтительнее других детских занятий. Когда рядом не было моих сверстников, я в полном одиночестве проводил уроки в своей придуманной, виртуальной школе, а в качестве учеников представлял мои немногочисленные игрушки, или любые пригодные для переноса предметы домашнего обихода. Я брал их в руки, усаживал за стол, наделял каждого ученика человеческим именем, письменными принадлежностями и книгами, всегда в достатке бывшими в нашем доме, и урок начинался. Я занимался со своими безответными учениками по полной программе начальной школы, обучая их письму, арифметике чтению, разучивал с ними известные мне детские стихи и песни. Как и положено в школе, ученики получали оценки, а между уроками были перемены.

Конечно, это была просто игра. Но, уже в школьные годы, свой профессиональный выбор я сделал. Тогда я еще не задумывался о том, что и мои детские игры в школу, и мой окончательный выбор жизненного пути,- это заслуга моих родителей, и, прежде всего, матери. Простая деревенская женщина, она хорошо понимала, что развитие представлений о мире у незрячего человека, и вся его жизнь, зависит исключительно от того, что было вложено в него в раннем детстве. Как только стало понятно, после моей продолжительной и тяжелой болезни, что ребенок на всю жизнь останется слепым, она не отчаялась, и не опустила руки, Получившая лишь начальное образование, но умная от природы и начитанная, никогда не общавшаяся со слепыми людьми, однако, обладавшая удивительным педагогическим чутьем и даром, оставив работу в колхозе, мать полностью посвятила себя моему воспитанию и развитию. Благодаря ей, с раннего детства я полюбил книги. Мать много читала мне вслух, а чтобы при этом не пропадало даром время, научилась вязать вслепую носки и варежки. Длинными, зимними вечерами, она устраивала громкие читки для всей семьи. Мы забирались на печь, брали с собой керосиновую лампу, и погружались в мир незатейливых, но мудрых русских народных сказок. К школе я уже познакомился со многими произведениями классической литературы. Знал наизусть множество стихов, мог достаточно содержательно пересказывать прочитанное. Научившись читать самостоятельно по рельефно-точечной системе Брайля, я уже никогда не расставался с книгой. При этом мать успевала делать всю домашнюю, нелегкую, деревенскую работу, воспитывать моего старшего брата.

Большое участие в моем раннем воспитании и развитии принимали учителя нашей начальной, сельской школы, муж и жена Кутузовы. Высокообразованные, но мало приспособленные к жизни люди, обремененные четырьмя детьми, они часто нуждались, и мои родители много им помогали, получая в ответ квалифицированную педагогическую помощь. Светлая им память! Наши семьи по-настоящему дружили.

Мать часто водила меня в лес, в поле, на реку. Она много рассказывала мне об окружающей природе: о растениях, птицах, животных, а все, что можно было познать без участия зрения - я познавал на вкус, на ощупь, на запах. Постепенно, вырабатывались и другие способы познания окружающего мира, присущие незрячим людям. Мать давала мне в руки травинку, палочку или листок дерева, и я на ощупь, на вкус или запах, должен был учиться различать их по названиям. Она подводила меня к дереву, и я трогал руками его кору, ветви и листья. До сих пор безошибочно распознаю на ощупь, по запаху или вкусу почти все растения и породы деревьев, произрастающие в центральной России. Мать учила меня узнавать голоса птиц и животных, обитающих в нашей местности. Если животное невозможно было услышать, она умело имитировала его голос. Она объясняла мне, что и как сажают в поле и в огороде. Показывала результаты выращенного. Учила на ощупь различать овощи. Рассказывала о различных орудиях труда и сельскохозяйственных машинах.

Сельские дети с рождения жили рядом с домашними животными и птицей, они непосредственно наблюдали процесс совокупления всего живого, и появление новой жизни. Поэтому сказки о капусте и аистах им не рассказывали. Они присутствовали при родах, и ухаживали за новорожденными животными. И меня с раннего детства приобщали к этим заботам. Мать не только рассказывала, но и показывала мне, как все живое появляется на свет. Я тоже присутствовал при родах, и мне давали потрогать сам процесс появления живого существа. Как происходит опорос, окот, отел – я знаю наощупь уже с дошкольного детства.

Случалось, что птичий детеныш оказывался слабым, и погибал в яйце, тогда мать очищала с него часть скорлупы и, давала мне его потрогать, объясняя: почему он не смог родиться. Я безутешно плакал и со всеми почестями хоронил за домом этих не родившихся куриных и гусиных деток, как и положено, сооружая на месте погребения из подручных материалов крест с соответствующий табличкой, написанной матерью на кусочке картона, примерно такого содержания: «здесь покоится прах новопреставленного младенца Куреева Гусея Гусеевича». Писали так потому, что всех птичьих детей высиживали чаще всего куры: гусей и уток за долгую зиму всех поедали, а куры всегда были готовы к исполнению материнских обязанностей.

К животным в нашей семье относились с заботой и лаской. А когда приходило время их забивать, то нам, детям, старались этого не показывать. Делая это рано утром, и если мы, проснувшись, видели забитую птицу или животное, то родители говорили, что свинья проглотила гвоздь, овца в темноте корове на рог наскочила, а курица, или гусь - случайно на топор налетели.

Мать была непременной участницей и вдохновительницей моих детских игр. Нельзя сказать, что зрячие сверстники со мной не общались, но некоторое отчуждение чувствовалось, особенно, когда они занимались подвижными играми. Если дети не хотели со мной играть, она им говорила, что я обязательно стану профессором, а они будут пасти коров. Конечно, эти слова вырывались у нее от отчаяния, но в меня она верила. По мере взросления, отчуждение постепенно проходило, ведь это была деревня, где люди ежедневно вынуждены общаться друг с другом. Общались взрослые, общались и дети. Все обо всех все знали, и жили проблемами друг друга. Вместе работали, и вместе отдыхали, ходили друг к другу в гости, отмечали праздники, и провожали в последний путь умерших односельчан.

К пяти годам я уже свободно ориентировался в деревне. Мог самостоятельно добраться до любого дома. Один ходил в лес и на речку. Научился плавать, а к шести годам, освоил обычный двух колесный велосипед. И раскатывал на нем по улице на удивление всех сельчан. Я рано научился обслуживать себя: самостоятельно мыться и умываться, находить и надевать одежду, приводить в порядок обувь, а к восьми годам уже мог очистить и поджарить картофель.

Когда мне исполнилось 4 года, мать убедила отца купить коротковолновый радиоприемник. Для небогатой крестьянской семьи это были большие деньги. Чтобы их найти, родители порезали и продали всех гусей, которые были в хозяйстве. Казалось, что весь мир поселился в нашем деревенском доме. Это был один из первых радиоприемников в селе, и по вечерам у нас собиралась большая компания соседей, чтобы послушать радио. В избе нечем было дышать от табачного дыма.

Бедно тогда жила деревня: сказывались последствия недавно отгремевшей войны. Да и политика государства в отношении крестьянства продолжала оставаться грабительской: займы, неподъемные налоги, самообложение – все это тяжелым бременем ложилось на плечи крестьян. Основной мерой труда в колхозах продолжал оставаться трудодень, на который в иные, особенно тяжелые годы, ничего не выдавали. До 1964 года в колхозах не было гарантированной денежной оплаты труда. Особенно тяжело жилось вдовам с детьми, у которых война отняла мужей. С войны не вернулись более ста жителей нашего небольшого села.

Мы жили небогато, но и особой бедности не знали. Выручало приусадебное хозяйство: обрабатывали тридцать соток огорода, на котором выращивали картофель и другие овощи, держали скот и птицу. Родители работали с утра до ночи. Посильную помощь оказывали и мы с братом. Меня тоже не жалели, с детства приучая делать крестьянскую работу. Не знаю, думали ли они о том, что я могу поранить себя сельскохозяйственными орудиями труда, но мне никогда не запрещали брать в руки вилы, косу, топор, лопату. Я и сейчас свободно владею этими инструментами.

Осенью всей семьей собирали выращенный урожай, делали заготовки на зиму. Отец с матерью подкапывали кусты картофеля, а мы с братом обрывали клубни с ботвы, накладывали в ведра, и ссыпали в большие вороха, где картофель должен был некоторое время проветриваться, подсыхая от влаги и освобождаясь от налипшей почвы. В бочках солили огурцы, помидоры, квасили капусту.

В 1958 году решили посадить сад. Надо сказать, что до войны село буквально утопало в садах, но морозные военные зимы и налоги на плодовые деревья и кустарники сделали свое дело. До начала шестидесятых годов садов у нас не было. Осенью отец съездил в город за саженцами. Привез яблони, груши, вишни и кусты смородины и крыжовника. Сад сажали всей семьей. И мне тоже нашлась работа: я крепко держал саженец за ствол в заранее приготовленной ямке, а отец или мать засыпали его землей. Воду для полива из колодца носил уже повзрослевший брат.

Посильное участие я принимал и в летней заготовке сена, помогая складывать его в стог. Когда был маленьким – мне давали маленькие вилы, обучая ими работать, а когда повзрослел – носил сено наравне со всеми, или меня посылали на стог принимать и укладывать подаваемые навильники. Не боялись доверять мне и косу. Конечно, стоять в ряду косцов я не мог, но накосить травы на обед корове могу и сейчас.

В начале шестидесятых годов родители начали подготовку к строительству нового дома. Отец в то время работал в строительной бригаде, и деньги в семье водились. Подготовка длилась два года. Закупали необходимые строительные материалы: бревна, доски, железо для крыши и прочее. Отец своими руками вязал рамы, двери, строгал доски и косяки, готовил другую оснастку. И, когда я приезжал на каникулы, он обучал меня основам плотницкого и столярного ремесла. Я учился пилить, строгать, шпунтовать доски, забивать гвозди. Отца уже давно нет на свете, а дом, построенный его руками, продолжает жить. И сейчас я отчетливо помню, где и какая доска остругана и прибита моими руками.

В те годы в деревне умели не только дружно и хорошо работать, но и весело, со вкусом отдыхать, разумно сочетая работу с гулянкой. Никогда не было того, чтобы оставались брошенными дети, или не кормлена скотина, а если мужики и загуливали на день другой, то, под ворчание и ругань жен, быстро приходили в себя и брались за работу. Праздников было немного: день Октябрьской революции, Новый год, Рождество, Пасха, Первое мая, Троица. Родственники собирались вместе, и за день успевали побывать в гостях друг у друга. Не забывали и детей, устраивая для нас в каждом доме «сопливый стол». К вечеру мы так объедались по деревенски простой, но вкусной и обильной пищей, что несколько дней потом маялись животами.

На Троицу всем селом ходили в лес, и, там уже никто не разбирал, где чьи родственники, и где чей стол, праздник был общим.

Главным праздником для детей был Новый год. Подготовку к нему в нашей семье начинали за месяц. Разучивали новые, и вспоминали уже известные новогодние стихи и песни, мастерили своими руками игрушки, костюмы и маски зверей и птиц. И здесь мне тоже находилось дело: мать учила меня управляться с иглой, ножницами и клеем, который часто заменял клейстер или вареный картофель. Я вместе со всеми шил из исписанных тетрадных листов пакеты для подарков, вырезал звездочки и снежинки, клеил кольца серпантина. Сколько было радости, детской непосредственности и гордости в совместно выполняемой работе! Как пригодились мне в жизни эти, приобретенные в раннем детстве, умения и навыки!

Потом наступал день поездки за елкой. Отец запрягал лошадь, сажал нас с братом в сани, и мы ехали в лес. Долго и придирчиво выбирали елку, срубали понравившееся дерево, укладывали его в сани и привозили домой. Елку ставили не сразу, давая ей оттаять и привыкнуть к домашнему теплу. Наряжали елку тоже всей семьей вечером, когда с работы возвращался отец.

Елки тогда ставили во всех домах, независимо от того были ли в семье маленькие дети, но настоящие новогодние представления устраивались только у нас. Уже став взрослым, я понял, что и это родители делали специально для меня. На наши новогодние праздники собирались дети со всего села. Пели песни, читали стихи, водили хоровод, ставили, как умели, отрывки из русских народных сказок. Не один ребенок не уходил без подарка. В конце праздника я садился на сундук и, выкликая всех детей по именам и фамилиям, вручал пакеты с конфетами и печеньями.

Благодаря усилиям родителей к семи годам, уровень моего физического и умственного развития, не только не отличался от уровня моих видящих сверстников, но и во многом превосходил его. Начались мои школьные годы.

Много с той поры утекло воды. Много прошло времени, много ушло из этого мира родных и близких мне людей. Выросли мои дети, и я уже дед, подхожу к своему шестидесятилетнему юбилею. Я автор четырех книг и нескольких десятков статей по проблемам истории, теории и методике обучения слепых детей. Мне удалось осуществить свою детскую мечту. В год окончания школы я стал студентом историко-филологического факультета педагогического института, а в 1975 году успешно его закончил, получив диплом учителя истории и направление на работу в сельскую школу.

Более тридцати лет я шел однажды избранной, нелегкой учительской дорогой от дверей сельской школы до вуза, 15 лет занимался обучением студентов. На этом пути были, как у всякого человека, и успехи, и трудности, и огорчения. Я работал, учился, получая второе высшее образование, снова работал, и снова учился, овладевая специальностью учителя-дефектолога. С глубокой благодарностью и уважением я вспоминаю имена своих учителей. Но всегда и во всем мне помогали те, первые, главные, а по тому бесценные уроки жизни, которые в раннем детстве я получил у своей матери.

Детский плач за стеной возвращает меня из затянувшегося путешествия в далекое прошлое. Это значит, что проснулся мой внук и требует к себе внимания. Пора снова становиться дедушкой!
Категория: Опыт преодоления | Добавил: ivanchay071 (25.03.2015)
Просмотров: 555 | Теги: зримо